Бегунок

Кирилл сбегал из детского дома в жару и лютый мороз. Он сбегал, чтобы повидать маму. Мама запойно пила. Кирилл ночевал на чердаке, когда она не открывала дверь, потом возвращался в детский дом — и снова бежал к ней, думал, что маме плохо. Но он поклялся больше не убегать — и сдержал обещание

«С первого класса по детским домам»

Кирилл из тех, кто при живых родителях рос в детском доме. 

Свои побеги из детского дома к маме он называет «прикольными воспоминаниями из детства».

Какие у вас воспоминания из детства? Мои — это как меня учили кататься на велике с горы, как мама приезжала на выходные на дачу и мы шли купаться на речку, как зимой нас водили на каток и я постоянно падала на льду и смеялась. А у Кирилла свои приколы: вот он восьмилетний говорит воспитателям, что пошел гулять, а сам сбегает в мамину квартиру на другом берегу Оби. Зимой в мороз идет пешком пять часов через весь город и потом ночует в подъезде, потому что дверь не открывают. Либо мамы нет, либо она запила и спит, не слышит, как сын стучится домой.

Репутация «бегунка» — это когда снова и снова возвращают в детский дом и «наказывают», говорит Кирилл. Педагогам тяжело с «бегунками», в ход идет трудотерапия. Кирилл мыл пол и представлял, как опять сбежит, — и воспитатели тоже знали, что он сбежит, и смотрели хмуро.

— Я с первого класса по детским домам. Там же многого нельзя: отбой в десять, погулять только на территории, пока ты мелкий. Ну вот я и бегал на свободу и к матери, волновался за нее, — объясняет Кирилл.

Подростком и я собиралась сбежать из дома, составляла план побега и обсуждала с подружками список вещей, которые возьму с собой, — я, наоборот, бежала от матери. В четырнадцать лет это обычное дело, когда кажется, что никакой жизни дома нет, и все тебя душат правилами и заботой. 

В детском доме от правил тоже душно. А с заботой — напряженка. Кормят и поят, а забота — это мама. Но и маме было не до заботы о Кирилле. И еды у нее дома не было. Зато были пустые бутылки, тяжелый запах, беспорядок, нетрезвые друзья и сожители. Что жить с ней нельзя, мальчик понимал. Но все равно прибегал проведать. Другого родного человека у него не было.

Пока не появилась Марина.

«Я же обещал, что больше не побегу»

— Бо-же мой! Бе-гу-нок… — так Марина вспоминает день знакомства с Кириллом. Ему тогда было одиннадцать лет. Марине — тридцать четыре. Своих детей у нее не было и нет, но она хорошо ладит с ребятами и решила стать наставницей — другом ребенку из детского дома. Проект «Наставничество» фонда «Солнечный город» в Новосибирске тогда только-только запускался, и команда фонда подбирала первые пары. Сперва собирали анкеты волонтеров, потом для них проводили тренинги по психологии сиротства, потом им надо было собрать кое-какие документы — из сотни желающих до детей доходят едва ли человек десять. Марина дошла.

Она смутно помнит первое ощущение от детского дома: 

— Ассоциация была с больницей. Казенный дом, одним словом. Как будто здесь можно быть только временно.

Для Кирилла это «временно» длилось уже не первый год. И Кирилл, как она помнит, этим стенам не подходил, был какой-то другой. Хотя Марина и думала, что ей в подопечные достанется девчонка, Кирилл всех обхитрил: и не был в бегах, и обратил внимание на Марину, хотя сам хотел в наставники мужчину. 

Потихоньку стали дружить. Детский дом стал семейного типа: вместо больших общих пространств у ребят появились свои спальни и кухонька, и Марина стала приезжать каждые выходные к Кириллу и что-то вместе делать. Например, готовить. Топили шоколад, разливали в формочки, добавляли орешки, ставили в морозилку, а потом пили чай с этими сделанными своими руками конфетами. Оказалось, что оба не прочь вкусно поесть — это тоже сблизило. Марина пробовала спрашивать что-то про учебу, но разговоры об уроках и оценках энтузиазма у Кирилла не вызывали.

— Нам на тренингах и говорили, что мы не для учебы. Мы поэтому стали ходить вокруг территории и исследовать район, кафе, магазины, торговые центры. Но я все время была в страхе: а вдруг он сейчас сбежит, а вдруг сбежит, — вспоминает Марина.

Она говорила с ним и о побегах и удивлялась, как он уверенно — так, что не поспоришь, — объяснял необходимость побега:  

— Он не куда-нибудь бежал, а конкретно к маме. Обосновывал для двенадцатилетнего ребенка железобетонно. И я в шоке была от того, что он ночевал в подъезде, на чердаке. Для меня этот мир сиротства вообще был диким. Я была шокирована, как может ребенок при живых родителях остаться без семьи. И боялась, что он сбежит и у меня.

И то, чего Марина боялась, случилось.

Марина с Кириллом и его другом Даней пошли кататься на лыжах в соседний сосновый бор. Наставница набрала с собой целый рюкзак бутербродов, термос с чаем, чтобы после лыж перекусить в лесу. Все выдвинулись на лыжню, Кирилл убежал вперед, а Марина с Данилом отстали. Думали, догонят на финише.

— Мы приходим — Кирилла нет. Пять минут нет, десять. Я ждала этого дня, зная, что он бегает. Сначала держалась, потом начала нервничать. Говорю Данилу: «Если он хотел убежать, ты мне скажи по-чесноку!» Он такой: «Да нет, он не мог». Я думала: господи, потеряла ребенка, что же делать. Хотела его искать сама идти, потом хотела в детский дом идти сообщать. И тут Кирилл вышел из леса. 

Марина кинулась к нему в слезах по сугробам. Оказалось, он пошел по длинной лыжне, а они срезали по короткой трассе. И он тоже ждал их в лесу, думая, что они отстали. В общем, обошлось, но этот случай стоил Марине седых волос. А еще она убедилась, что Кирилл держит слово.

— Я же обещал тебе, что больше не побегу, — сказал вышедший из леса Кирилл. 

И ведь правда: пока они были вместе, он свое обещание держал.

«Меня ищет полиция»

Все изменилось, когда Кирилла забрали в приемную семью. Приехали люди, позвали погостить, Кирилл согласился. С «гостевого режима» пригласили остаться — Кирилл снова согласился и уехал жить за сто километров от города. 

Сначала было нормально, в приемной семье уже были другие ребята из детского дома и кровные дети. А потом стало, по словам Кирилла, не очень.

— Мы работали, конечно, но картошку копать не трудно, там все работали. Мне было двенадцать-тринадцать, а их сын родной был помладше и постоянно задирал нас, говорил, что мы тут никто, матами нас крыл. У меня там была старшая приемная сестра, и она как-то записала, как он матами кроет, показала приемной тете, а та ее наругала — типа «зачем ты его записываешь». Наказали ее. Стремно было.

Ну и с Мариной общаться ему запрещали. Они к тому времени уже дружили больше года, и он скучал. Ему не хватало ее кривляний, ее смеха, юмора и энергии, которой она щедро делилась со всеми вокруг и особенно с ним.

— Как-то я Марине написал в ВК, типа она может ко мне приехать. Пришел к приемным спросить, можно ли ей ко мне приехать, а они такой скандал закатили. Марина не приехала, они против были, — вспоминает Кирилл.

Больше он не пытался с ней связаться — не хотел скандалов. Да и наставников тоже учат соблюдать границы подопечных и их новых семей. Но однажды случилась «кипящая ситуация» (Кирилл не вдается в детали), и он решил драпать.

— Это в августе было. Все на работе были, дома не было взрослых, меня приемные брат и сестра в дорогу снарядили, я сел на велик и свалил. Погони не было никакой. Я ехал и боялся, что за мной поедут. Но нет. Я просто по трассе ехал по прямой часов восемь, отдыхал по дороге. Выехал с утречка и приехал в город в девять вечера. 

Поехал он снова к маме. Мамы снова не оказалось дома. Через ее знакомых собутыльников Кирилл нашел мать у ее нового сожителя, побыл у него пару дней. И наконец позвонил Марине.

Марина сперва ничего не поняла, подумала, что новая семья привезла Кирилла в городе закупиться необходимым к школе или повидаться с мамой. Только когда приехала к нему, он признался, что снова в бегах. 

— Я предложила поехать ко мне. Он сказал: «Нет, меня ищет полиция, и меня у тебя заберут, ты никому не говори».

Это была катастрофа: Марина не могла его оставить с матерью, не могла взять к себе, но и сдать не могла — он бы перестал ей верить. Она просто приезжала к нему несколько дней подряд и водила его в столовку поесть, потому что у матери дома было шаром покати.

— Что мне было делать? Подорвать его доверие ко мне, потому что я его сдала? И тогда он мне больше никогда не позвонит, даже если у него что-то случится и я буду ему нужна, — Марина сейчас вспоминает с улыбкой, как они облазили все злачные места Ленинского района, все заброшки и дворы, лишь бы их «не спалили», но тогда ей было не до смеха.

Помогла психолог проекта «Наставничество», которой Кирилл тоже доверял. Попросив у Кирилла разрешения, Марина сообщила о побеге ей, а та уже убедила Кирилла сдаться опеке. Обратно в приемную семью он не захотел, поэтому его снова поселили в детском доме — уже в другом. По счастью, Марина жила совсем рядом.

Незакрытая пара

Сейчас Кириллу девятнадцать, а Марине — сорок три. Они вместе восемь лет, за которые он успел познакомиться с Марининой семьей и стать там своим, пожить в приемной семье и не стать там своим, выпуститься из детского дома и поступить в колледж, продать материну квартиру и купить себе жилье в двухэтажном бараке.

У Марины дома, где Кирилл часто бывал и даже оставался на лето, есть его коробочка — там хранятся детские вещи, которые важны для него: фантики, открыточки. Он побоялся хранить их в общежитии, а когда приезжает в гости к Марине, достает эту коробку и перебирает, вспоминает. Это важная часть его сердца, которую он отдал на хранение наставнице.

— Марина мне как старшая сестра, что ли, — говорит он.

В проекте «Наставничество» тысячная пара. Начавшийся в Новосибирске проект разросся по всей России — от Калининграда до Читы, а Марина и Кирилл были там одной из первых пар. Это то, чем может гордиться фонд «Солнечный город», — из воздуха создать крепкий союз двух людей, в котором взрослый состоявшийся человек восемь лет поддерживает потерянного ребенка, который больше всего на свете хочет обрести своего человека.

Один их потерянный ребенок уже и не ребенок: Кирилл стал высоченным взрослым парнем, учится на втором курсе на повара — это тоже влияние Марины, с которой они всегда любили «повеселиться и особенно поесть».

Без нее все могло бы быть совсем по-другому. 

Мне недавно писала девушка, которая живет в одном подъезде с выпускником детского дома, и очень жаловалась, что не может найти на него управу. У него постоянный шабаш и пьянки, а когда не пьянки, то кто угодно может зайти в его квартиру, потому что замка на двери давно нет. Зато есть горы мусора, прожженный пол, окурки, бутылки, вонь, насекомые. Так бывает, и правда, с людьми, прожившими жизнь без единой родной души. Когда никому не нужен, то и себе не нужен и жизнь тебе не нужна. 

«Бегунки», как Кирилл в детстве, — в группе риска. Беспокойная, не любимая никем душа сначала бежит из детского дома к пьющей маме, а потом — от всякого благополучия, даже если дали квартиру, даже если чудом взяли на работу, даже если можно было бы пожить.

Но Кирилл с тех пор, как уехал на велосипеде от приемной семьи, больше не убегал. Кирилл не спился, не сел в тюрьму, не оброс долгами. Кириллу нравится жить, и Марина видит в этом и свою заслугу тоже.

— Ему не нравится клеймо, что он из детского дома. Что они, ущербные? Его это всегда очень напрягало, и он старался отличаться, — говорит о нем Марина. — И мне хотелось ему показать, что есть мир за забором. Я просто сказала: «Кирь, можно себе жизнь сломать и как мама стать, не увидеть в жизни ничего, кроме стакана. А надо ли это?» Жизнь настолько хороша и коротка, что ее надо прожить с открытым забралом и радоваться каждому мгновению. 

Но чтобы радоваться мгновению, надо, чтоб кто-то радовался вместе с тобой. Иначе что это за радость? Кирилл соглашается:

— Марина, кажется, единственный человек, который на меня может как-то повлиять. Я у себя сам теперь взрослый, и это прикольно. Но Марина рядом, я всегда ей могу позвонить. Иногда приезжаю к ней, телик смотрю, готовим вместе. Я думаю, мы с ней до конца жизни будем, она уже родной человек. Если бы не Марина, то все пошло бы не так.

Я, кстати, однажды тоже пошла в наставники — была одной из тех сотен волонтеров, которые заполняют анкеты, проходят тренинги, а потом на последнем шаге к детскому дому спотыкаются и разворачиваются. Это, может, и нормально, но много лет не дает мне покоя. Вот и сейчас я думаю, что Марина смогла, а я нет. Чтобы хоть немножко заглушить сожаления, я оформила регулярное пожертвование «Солнечному городу» — чтобы проект «Наставничество» жил и чтобы у каждого Кирилла появлялась своя Марина. И вас прошу — кнопка сразу под этим текстом.